ПРОИСХОЖДЕНИЕ ЯЗЫКА ЖЕСТОВ. КЛАССИФИКАЦИЯ ЖЕСТОВ

ПРОИСХОЖДЕНИЕ ЯЗЫКА ЖЕСТОВ. Протопонятие.

Что первично: разговорный язык или язык жестов(тела)? Ученые до сих пор спорят по этому поводу. Речь — специфически человеческая форма общения, но реконструировать предпосылки и основные этапы ее возникновения и развития помогло изучение коммуникативных систем приматов.

Все гипотезы происхождения речи, выдвинутые на протяжении сотен лет, можно разделить на две большие категории. К первой относятся гипотезы, говорящие о происхождении речи от звукоподражания, имитации звуков, производимых при орудийной деятельности, жестикуляции ртом, при которой движения языка, губ и челюстей имитируют движения рук, плеч и других частей тела, детского лепета. Вторая категория — гипотеза жестов, согласно которой начальным средством сознательной коммуникации были жесты, а устная речь возникла позднее. Существует и гипотеза Уошбёрна (1968), которая объединяет обе категории. Согласно ей основу в развитии речи составила вокализация, но жест был обязательным вспомогательным элементом в этом процессе. Одним из важных переходных жестов был указательный жест, связанный со звуковыми сигналами.

С 70-х годов XX века накоплен большой материал по поведению приматов. В изучении коммуникации приматов сосуществует два подхода — наблюдение за поведением обезьян в естественных условиях обитания и экспериментальный подход, который заключается в обучении обезьян знаковым системам человека.

Среди визуальных форм общения приматов выделяют мимику, позы и жесты. Мимика — это выразительная стереотипная реакция мускулатуры лица и головы, жесты — движения, выполняемые передними конечностями, позы — статические и динамические элементы, выполняемые туловищем, головой и задними конечностями. У всех представителей обезьян, и высших и низших, преобладают мимические движения. Количество жестов и поз гораздо больше у представителей высших обезьян. Функции мимики используются как в агрессивном контексте поведения (открытый рот, угроза бровями), так и в буферном — для предотвращения и торможения агрессии. Например, клацанье и чмоканье у особей более низкого ранга выражают подчинение. У некоторых видов приматов иногда отмечаются элементы дружелюбного поведения: игровое лицо, губы раструбом, вытягивание губ.

Позы приматов связаны с более архаическими формами группового поведения, такими как установление системы подчинения. Это подходы и отходы, демонстративные агрессивные элементы, подставления. Например, при агрессивной взаимной демонстрации самец-павиан делает выпад телом в направлении другого самца, сопровождая выпад ударом руки о землю и агрессивной мимикой. Позы, как самые примитивные среди визуальных форм общения, представляют собой как бы каркас для развития более тонких форм общения, таких как мимика и жесты.

Среди форм визуальной коммуникации наиболее дифференцированы жесты, они выполняются в различных контекстах поведения. В игре эмоциональность приматов может выражаться хлопаньем в ладоши при виде партнера, в приглашении к игре. Есть жесты указательные, жесты демонстрации, жесты отстранения (предотвращают агрессию), дружелюбные жесты (протягивание рук, жесты-просьбы).

Число ручных жестов (тактильной формы общения) значительно больше у представителей высших обезьян (шимпанзе), чем низших (макак, павианов). Контексты использования ручных жестов относятся к дружелюбному и половому поведению. Касание — наиболее типичный элемент общения у низших обезьян, выражающий покровительство и дружелюбное отношение, то есть иерархический статус особи и степень агрессивности. У высших обезьян наиболее развиты касания рукой и пальцами. Элементы полового поведения у всех видов: контакты пенисом, покрывания, касания рукой ано-генитальной области. К контактной агрессии относятся толкания, удары, укусы, борьба. Но это, как правило, конечные звенья цепи развертывания агрессии. Чаще встречаются элементы игровой борьбы. К элементам общения, связанным с маркированием территории и особей секретом специфических желез, относятся взаимное обнюхивание, обнюхивание тела самки и др.

Обычно общение приматов — это комплекс различных элементов. Например, сначала пристальный взгляд, затем подход, протягивание руки и дружелюбный контактный звук. Наиболее часто комплексы связаны с агрессивным контекстом поведения. Скорее всего подобные комплексы возникли одними из первых в филогенезе приматов и говорят об агрессивности межвидовых контактов. Затем появились смешанные комплексы из агрессивных и дружелюбных элементов, а позднее — дружелюбные комплексы коммуникации. Наибольшее разнообразие дружелюбных комплексов отмечено у представителей высших обезьян. В комплексы входят и акустические сигналы, что представляет большой интерес в связи с проблемой происхождения звуковой речи у человека.

Пример подобного (агрессивного) комплекса у макак: агрессивный акустический сигнал, пристальный взгляд, открытый рот, движение ушей и бровей, жесты замахивания, демонстративная поза.

Можно предположить, что тенденции в развитии систем коммуникации у приматов усилились на ранних этапах антропогенеза. На стадии австралопитековых и человека умелого (Homo habilis) происходило дальнейшее развитие предпосылок развития речи. Одним из толчков было освобождение рук и возрастание роли жестов в общении. Усложнялся и увеличивался жестовый репертуар общения особей в группе. Ослабление жесткой иерархии привело к индивидуализации поведения, что тоже вело к расширению спектра общения. Этот период характеризовался все нарастающей способностью к обмену поведением (подражание). В процессе возникновения речи жесты играли вспомогательную роль, так как это единственная форма общения на этом уровне коммуникации, которая помимо эмоциональной нагрузки могла нести знаковую функцию. В этот же период начал систематически использоваться указательный жест. Надо заметить, что у детей указательный жест развивается в двенадцать с половиной месяцев, то есть до появления членораздельной речи. Сходные жесты наблюдаются и у детенышей шимпанзе.

Все большее развитие получали дружелюбные контактные звуки, функции которых от простой переклички, выражения симпатии и приветствий усложнялись до функции социального общения во время каких-либо совместных действий. Жесты и акустические сигналы у австралопитековых продолжали развиваться в комплексе с мимикой, позой, ручными жестами. Усиливались взаимосвязи и между элементами визуального общения: мимикой, позой, жестами. Скорее всего на этом этапе появились первые звукосочетания и комбинации звуковых сигналов в рамках комплексов коммуникации. Постоянное употребление мяса животных австралопитеками в отличие от других обезьян, которые, как правило, жили на деревьях и питались преимущественно растительной пищей, способствовало их ускоренному развитию. Мясная пища оказывала большое влияние на развитие мозга австралопитеков, так как усиливала его кровоснабжение.

На стадии человека прямоходящего (Homo erectus) идет интенсивный рост областей, расположенных в зонах речи. На фоне развития указательного жеста появились первые звукосочетания, обозначающие предмет. Таким образом, указательный жест и жесты действия играли вспомогательную роль в происхождении речи. Изобразительные жесты развивались уже параллельно с развитием речи как самостоятельная форма общения. Первичные слова, как и акустические сигналы до них, развиваются в комплексах с другими формами коммуникации. Но теперь слова выделяются в комплексах и несут самостоятельную информацию. Вероятно, в это время и начинается процесс разделения системы коммуникации на вербальную (словесную) и невербальную.

По одной из версий причиной перехода смысловой нагрузки от жестов к словам была значительная затрата энергии при жестикуляции. Кроме того, в отличие от жестов и мимики звуки меньше связаны с инстинктивной регуляцией, и вариаций их гораздо больше. У человека также развивалось образное мышление и необходимость передачи все более сложной информации. Невербальных средств для этого уже не хватало.

Развитию человеческого мышления и высшей нервной деятельности способствовала трудовая деятельность. Прежде чем получить готовое орудие, вначале нужно было найти подходящий для этого материал (камень, палку) и верно оценить его технические качества. Затем материал обработать и окончательно отделать. Человек уже не только реагировал на конкретные раздражители (условные сигналы), но и учился обобщать — появлялись различные абстрактные понятия (причинности, времени, пространства). В процессе труда возникала все большая необходимость объяснить что-нибудь друг другу, но не возгласами, жестами и словами-наименованиями, а словами-понятиями. Трудовая деятельность также способствовала совершенствованию тонких движений пальцев рук, что, в свою очередь, повлияло на усложнение строения мозга и на большую выразительность жестов.

В 1985 году вышла книга российского лингвиста и семиотика Б. Якушина “Гипотезы о происхождении языка”. В ней ученый выдвинул пантомимическую гипотезу происхождения языка. Действительно, поскольку нет каких-либо канонов пантомимы, то она импровизируется, сочиняется “на ходу” в тех случаях, когда нет иного средства общения. Например, описывая свою первую встречу с папуасом на Новой Гвинее, Н. Миклухо-Маклай писал, что она представляла собой “беседу”, в ходе которой молодой папуас с помощью пантомимы “рассказал” русскому путешественнику, что, когда доставивший его корабль “Бигль” скроется за горизонтом и незнакомец останется один, воины соседних деревень придут к нему. Еще один довод в пользу гипотезы Якушина: по данным антропологов, первобытный человек не обладал подвижной нижней челюстью, следовательно, не мог производить членораздельных звуков. Грубость каменных орудий и строение кистей рук свидетельствовали о негибкости пальцев наших далеких предков, поэтому, как полагает ученый, первоначальным средством повествования была пантомима. До сих пор пантомиму можно наблюдать у всех коллективных живых существ: “танец” пчелы-разведчицы, когда она “рассказывает” остальным обитателям улья, в каком направлении относительно солнца следует лететь, чтобы взять нектар, сколько времени надо лететь и др., брачные танцы птиц, символические демонстрации силы вожака обезьяньего стада. А мы сами? Разве мы с помощью пантомимы не передразниваем своих родных и знакомых?

Еще в начале 30-х годов XX века академик Л. Орбели писал, что сигнализация высших животных (обезьян) не укладывается в теорию о двух сигнальных системах: явно разумные действия обезьян выходят далеко за пределы наследуемых инстинктов и безусловно-условных рефлексов (реакций на раздражители); но поскольку обезьяны не имеют второй сигнальной системы (речи), то существует какая-то третья, “промежуточная” сигнальная система. В 70-х годах появились работы, поддерживающие и развивающие теорию Орбели. На Псковщине профессор Л. Фирсов организовал знаменитый “обезьяний остров”, где наблюдал и экспериментировал над поведением шимпанзе в естественных условиях. Он доказал, что приматы этого вида способны к самообучению и обучению, опираются на протопонятия относительно окружающей их реальности, выражают свое “мнение” и регулируют поведение в стаде с помощью и регулируют поведение в стаде с помощью происхождения языка жестов, мимики и эмоциональных звуков.

Протопонятие — это обобщение по части признаков какой-либо вещи (в отличие от понятия — результата обобщения по наиболее существенным признакам). Обезьяна, например, может догадаться после удачного раскалывания ореха, что данным камнем и подобными камнями можно и впредь раскалывать кость или орех, чтобы достать съедобную часть. Другие обезьяны, наблюдая за действиями первой, могут понять их конечный смысл (в рамках тех же биологических потребностей) и повторить их. Поэтому, не владея понятием о камне и понятием о действиях и их последствиях во всей полноте, приматы уже владеют протопонятиями. Они могут “назвать” данный камень, находящийся на виду, но не словом, а жестом и эмоциональным звуком.

Обезьяны прекрасно понимают друг друга, а могут ли они понять человека или человек их? В 1969 году был проведен сенсационный эксперимент. Проанализировав неоднократные и бесплодные попытки психологов научить человекообразных обезьян говорить, американские ученые из Невадского университета, супруги Гарднер, научили молодую самку шимпанзе Уошо жестовому языку, основанному на системе североамериканских глухонемых (АМСЛЕЙ). Поскольку язык тела является неотъемлемым элементом поведения животных, а руки обезьян еще и отличаются особенной ловкостью, то, общаясь с учеными, обезьяна довольно быстро усвоила знаки этой системы. Было получено доказательство древности языка тела и его первичности по отношению к разговорному языку.

В доме Гарднеров обезьяне была предоставлена полная свобода, масса игрушек и мягкое обращение; но общались с ней только на языке жестов. Уошо, как и подобает шимпанзе, чрезвычайно быстро стала подражать жестам ее новых друзей, однако лишь после долгих месяцев терпеливой работы она стала добровольно использовать жесты в нужном контексте.

За выразительное использование каждого жеста Уошо вознаграждали почесыванием. Если же ее заставляли слишком много работать, она выказывала свой протест, убегая от учителя или в раздражении колотя его по руке. Через два года Уошо знала уже тридцать знаков-жестов: “больше” или “еще” (вытягивала кончики пальцев над головой), “спешить” (трясла раскрытой кистью руки), “удовольствие” (прикладывала ладонь к груди), “собака” и др. Кстати, однажды она даже использовала знак “собака”, не видя той, а лишь услышав лай. Глядя на плавающую утку, Уошо показывала на пальцах два знака: “птица” и “вода”.

Кроме того, Уошо изобрела ряд простых предложений, типа “идти сладкое”, когда хотела, чтобы ее отнесли к кусту малины. Особенно удивительно, что обезьяна освоила и с удовольствием пользовалась такими словами, как “пожалуйста”, “извините”, например: “Еще, пожалуйста, фрукты”. Поскольку словарный запас Уошо возрос до 175 слов-жестов, с ней можно было вести беседы, правда, темы для разговора с учеными Уошо выбирала сама. Обычно это были какие-нибудь конкретные просьбы: вывести погулять, дать вкусную еду. Но однажды она высказала необычную просьбу, увидев низко летящий самолет: “Покатай, пожалуйста, меня на этом!”

Потом мир узнал о гениальной молодой горилле Коко, беседующей со своей учительницей Ф. Патерсон. Горилла оказалась по сравнению с шимпанзе еще более способной ученицей. Она усвоила около тысячи знаков-жестов. Горилла сама отвечала, что у нее болит, проявляла сострадание (жалела лошадь с уздечкой во рту: “Лошадь печальна”.— “Почему?” — “Зубы”), узнавала лица знакомых людей по фотографиям и правильно их называла соответствующими словами-знаками, комментировала показанные фотографии (увидев на фотографии вырывающуюся из ванной гориллу, вспомнила, что и сама не любит купаться: “Там я плачу”), могла возмущаться и ругаться (когда ее отругали за разорванную не ею куклу, ответила воспитательнице: “Ты — грязный, плохой туалет”), выражала просьбы (долго выпрашивала у Патерсон маленького белого котенка, которого и получила однажды, совершенно счастливая, в день своего рождения).

Проводились и другие эксперименты. И, пожалуй, самое важное в них, что обезьяны стали передавать приобретенные знания потомству. Детеныш шимпанзе Лули к пяти годам без какой-либо помощи человека научился бегло общаться со своими родителями на языке глухонемых.

Часть лингвистов и специалистов по проблемам семиотики критикует зоопсихологов за то, что те не видят разницы между полноценным человеческим языком и коммуникативными системами, доступными обезьянам. Их критика основана на том, что обезьяны дрессируются, а не обучаются, что они допускают много “речевых” ошибок, что в их языке нет подлинного синтаксиса, например ярко выраженного подлежащего или дополнения. Интерпретация “диалогов” человек—обезьяна производится людьми, которые не знают, как “все это” интерпретируют для себя обезьяны, да и сами они до конца не постигают значений тех знаков-жестов, которым их обучают.

Некоторые даже подозревают зоопсихологов в мошенничестве, вспоминая знаменитого Умного Ганса — жеребца из цирка начала прошлого века, который был прекрасно выдрессирован и замечал едва заметные сигналы дрессировщика, согласно которым и производил арифметический (безошибочный) счет и иные действия, казавшиеся вполне разумными и человеческими.

Однако критики совершенно забывают, что никто из зоопсихологов никогда и не настаивал на том, что, общаясь на предложенном человеком языке жестов, обезьяны вкладывают в знаки этого языка точно те же значения, что и люди, и оперируют человеческими понятиями в полном их объеме. Мошенничество тоже исключается. Опыты с обезьянами проводились многократно, фиксировались на многих десятках километров кинопленки, в общении с обезьянами участвовали не только экспериментаторы, но и другие люди (правда, обезьяны “беседовали” лишь со знакомыми людьми, с теми, кому доверяли). “Речевые” ошибки были, но не в таком большом количестве, и зависели от срока обучения (новичок, естественно, больше ошибается); от значимости для животного той вещи, которую оно называло (банан — это понятно и близко, а кукла, коробка, машина — нет); от субъективных отношений между обезьяной и конкретным человеком (люди ведь тоже с кем-то любят общаться, а с кем-то нет); наконец, от сложности и эффективности самой методики обучения (сложность заданий, многозначность слов и ситуаций и человека-то могут поставить в тупик, что уж говорить о животном). Прекрасно усваивались обезьянами слова-жесты, имеющие прямую связь с их биологическими потребностями, здесь к концу сроков обучения ошибки составляли не более 10 процентов (кстати, допустимый процент среди обучающихся иностранному языку людей).

И еще, нельзя судить животных по тем критериям, что мы предъявляем к взрослым людям, или приписывать животным такой уровень ума, которым они не обладают. Если же сравнить результаты обучения обезьян с таковыми при обучении коммуникации ребенка 3—4 лет, то достигнутые зоопсихологами результаты следует считать превосходными. Да и человеческие дети, разве они не подвергаются дрессуре? Едва появившись на свет, ребенок сразу же попадает в систему воспитания, от которой он освободиться не может: его кормят, поят, одевают только тогда, когда считают нужным родители, а не он сам. Затем, по мере взросления, количество регламентаций, систем наказаний за нарушения, поощрений за послушание, которые ограничивают его в пространстве, времени, в способах передвижения и выражения отношений к окружающим предметам и людям, только возрастает. Если же откинуть эту “социализацию ребенка”, то условно-рефлекторный механизм, действующий в психике ребенка от момента рождения до 2—3 лет в качестве единственного регулятора его поведения, практически не отличается от того же самого механизма дрессировки по системе Дурова, где, кстати, нет болевых наказаний.

Любопытен и такой факт. В Индии, Бирме, в Африке обезьяны, наблюдая за местными жителями и за иностранными туристами, уловили связь между едой (фруктами главным образом) и монетами. Они начали выпрашивать монеты у людей, затем относили их на базары и получали взамен те фрукты, которые требовали. Ясно, что здесь нет и тени специальной дрессуры, а, напротив, налицо самообучение сложным опосредованным действиям, где монета служит знаком еды: иначе бы обезьяны не выпрашивали несъедобные монеты.

В связи с проводившимися экспериментами закономерен вопрос: почему в качестве системы общения с обезьянами был выбран жестовый язык глухонемых? И что общего между первобытным языком тела и искусственной системой жестов? Собака для обозначения чувства голода переворачивается на спину, притворяясь мертвой, либо усаживается перед хозяином, изображая взглядом просьбу “дай поесть”. Животное не может говорить, поэтому говорит его тело. Другое дело, что в повседневной суете человеку некогда обращать внимание ни на животных, ни на их “язык”. Если же человек лишается слуха, то, будучи отрезанным от мира звуков, он становится более восприимчивым к миру жестов и движений.

Чтобы убедиться в этом, доктор Н. Каган из Мичиганского университета провел исследование среди глухих. Им показывали фильмы о мужчинах и женщинах в различных ситуациях, после чего просили описать эмоциональное состояние героев фильма и ключевые жесты языка тела, используемые теми для передачи их душевного состояния (чтение по губам было исключено). Выяснилось, что для выражения своего эмоционального состояния человек в той или иной степени пользуется практически всеми частями тела.

Глухие поняли напряженный пристальный взгляд, наморщенный лоб и опущенные глаза как задумчивость. Безостановочные движения рук, игру с кольцом, непрерывное хождение в процессе разговора — как признаки нервозности, замешательства и беспокойства. Сидение с откинутой или склоненной набок головой плюс игру пальцами — как выражение скуки. “Потерянные” глаза — как признак вины. Чрезмерно резкие телодвижения связали с крушением планов, а постепенно затухающие — с депрессией. И хотя опрашиваемые люди были неспособны воспринимать речь, их толкования телодвижений оказались верными.

Получается, что язык тела достаточно эффективное средство общения, если мы наделены способностью понимать его, если обладаем повышенной восприимчивостью к мельчайшим нюансам движений и жестов. Однако это требует сверхчувствительности, свойственной глухим. Большинство же слышащих людей “глухи” к невербальному языку, неспособны уловить общий контекст сцены исключительно через посредство языка тела. Это очередное доказательство древности языка тела и его первичности по отношению к разговорному языку.

Еще одна примитивная и общая форма коммуникации (наряду со зрительной) — осязательное восприятие, прикосновения. Знакомство ребенка с окружающим миром начинается с прикосновений матери, ее ласк и поцелуев, с ощущения во рту ее соска, теплоты и надежности ее рук. Маленький ребенок нежно прижимается к тому из близких, кто берет его на руки, инстинктивно отталкивается и вырывается от пожелавшего приласкать его незнакомца — этим малыш сигнализирует окружающим о своем отношении к ним. Интерес и симпатию к своим сверстникам малыш выражает поглаживанием или мягким касанием; рассердившись, может толкнуть, ударить. В подростковом возрасте будет исследование собственного тела посредством прикосновений к нему, затем любовные прикосновения, взаимное исследование тел со своим партнером по любви. Это самые очевидные примеры осязательного общения.

В “цивилизованном” обществе прикосновение к другому человеку обусловлено целым рядом социальных норм и ограничений, поэтому как элемент общения встречается довольно редко, зато и говорит о многом. Прикосновением выражается доброжелательность, ласка, сочувствие, агрессивность, внимание, то есть прикосновением усиливается контакт, делается акцент на его эмоциональной, личностной стороне. Если нищий, прося милостыню у прохожих, будет при этом дотрагиваться до их руки, то ему подадут гораздо больше. Такое прикосновение прохожие расценивают как личное обращение, личную просьбу. Если, утешая близкого человека словами, не коснуться его при этом, то утешение будет воспринято как формальное.

В каждой национальной культуре у прикосновений разное значение. Например, если понаблюдать в течение часа в ресторане за французской парой, то можно насчитать в среднем около ста прикосновений друг к другу, у американской пары — около десятка, у английской — ни одного. В Африке и на Ближнем Востоке прикосновение — неотъемлемый элемент общения, японская культура не предполагает непосредственного контакта.

Любые прикосновения связаны с проникновением в чужое жизненное пространство, поэтому большинство людей относятся к ним настороженно. Прикосновение возможно лишь в нужный момент и в нужном контексте. Если молодой человек дотронется до незнакомой или малознакомой девушки, то вызовет с ее стороны крайне негативную реакцию. Есть люди, которые в процессе общения не могут не трогать других людей. При этом они совершенно не замечают, нравится это тем, кого они трогают, или не нравится, хотя в ответ на свои прикосновения и получают беспрерывный поток призывов на языке тела: “Оставь меня в покое!”

Когда родственники или приятели похлопывают друг друга по спине или по плечу, треплют по щеке, трогают за руку и т. п.— это выражение симпатии, когда это же происходит в общении людей малознакомых, различных по возрасту и по социальному статусу — это проявление высокомерной фамильярности, бестактности или прямое оскорбление. Особенно выразительны легкие подталкивания в бок или спину, которыми один человек как бы подвигает другого в нужную ему сторону — жест контроля ситуации и управления, подтекст которого очевиден: “Я вправе указать, куда тебе идти и чем заниматься”. А вот если собеседник берет вас за руку (или под руку), за пуговицу или рукав, то он не уверен в убедительности слов, боится, что вы в буквальном смысле уйдете от разговора (нельзя путать с хватанием противника “за грудки” — жест угрозы).

Самая распространенная форма “цивилизованных” прикосновений — рукопожатия. Этот жест первоначально демонстрировал отсутствие враждебных намерений, но со временем стал элементом этикета. Сила, частота применения, значение рукопожатия различны у разных народов.

В России можно пожать руку одному собеседнику, в Болгарии — обязательно всей группе, во Франции и Италии протянутую руку обязательно пожмут, а в Англии могут и оставить висеть в воздухе. Надо заметить, что поспешно протянутая рука в любой стране не одобряется: начальник поймет это как фамильярность, потенциальный покупатель — как демонстрацию напора, малознакомый человек — как назойливость, а женщина — как бестактность.

Общение животных и общение людей имеют похожие элементы. Возьмем хотя бы жизненное пространство. Человеку неприятно, когда оно нарушается. Животным тоже, и они его яростно защищают, пуская в ход клыки, копыта, рога. У людей крайний предел зоны личной близости составляет 80—130 сантиметров. На этом расстоянии все труднее дотрагиваться до партнера, и в то же время это достаточно близкое расстояние, чтобы обсуждать личные вопросы. Примерно на таком расстоянии друг от друга останавливаются знакомые люди на улице, чтобы немного поболтать. Общественная дистанция бывает от 130 сантиметров до трех с половиной метров. При ближнем социальном контакте расстояние составляет от 130 сантиметров до двух метров. На этом расстоянии ведутся деловые беседы, разговоры во время случайных собраний людей.

Наибольшее расстояние при социальных контактах — от двух до трех с половиной метров. Нередко у больших начальников такой длины бывает стол, которым они отгораживаются от подчиненных. В то же время это расстояние открывает возможность для защиты: сослуживец может продолжать работу, и это не будет проявлением невежливости с его стороны, а может и вступить в разговор. В учреждениях такая социальная дистанция соблюдается, например, между посетителем и секретарем в приемной, потому что последняя должна продолжать свою работу, а вовсе не болтать с ним. При более коротком расстоянии продолжение работы секретарем могло быть расценено как признак грубости.

Такое расстояние поддерживается между супругами дома после работы (это позволяет отдохнуть и расслабиться), при встрече дальних членов семьи. Для создания атмосферы более интимной близости, это расстояние сокращается. Наиболее далекое расстояние в межличностных отношениях — общественная дистанция. Близкая общественная дистанция составляет от трех с половиной до пяти метров. Такое расстояние лучше всего подходит для неформальных собраний (встреча учителя со студентами, начальника с подчиненными). Дальняя общественная дистанция составляет от семи с половиной метров и более. На таком расстоянии политические лидеры встречаются с народом. На таком расстоянии обеспечивается безопасность политического деятеля. И именно на такое расстояние животные могут подпускать к себе особей другого вида, прежде чем убежать от них.

Большинство людей имеют ошибочное представление об отношении животных к расстояниям и территории. Вот типичный пример. Номер на арене цирка с дрессированным львом. Прирученный лев убегает от дрессировщика, когда тот слишком близко подходит к нему и входит в его зону опасности. Однако, когда льву отступать больше некуда, а человек продолжает на него наступать, лев разворачивается и начинает контрнаступление. Дрессировщик использует эти реакции животного для циркового выступления. Он входит в клетку со львом и, наступая на него, загоняет животное в конец клетки. Льву некуда дальше идти, и он начинает рычать и наступать на дрессировщика, как правило, по прямой. Используя это обстоятельство, дрессировщик ставит между собой и львом платформу. Лев вынужден забираться на платформу, чтобы добраться до “наглеца”. В это время дрессировщик быстро выходит из львиной зоны, и лев прекращает атаку. Зрители же думают, что лев боится хлыста в руках дрессировщика.

На далекой общественной дистанции людям гораздо легче обмануть других своими телодвижениями. Этим пользуются политики и актеры, веками используя расстояние, отделяющее сцену от зрителей, для создания всевозможных иллюзий. Для этого жесты используются более аффектированные, стилизованные и гораздо более символичные, чем жесты на близких расстояниях в межличностных отношениях (некоторые современные театральные режиссеры мечтают избавиться от расстояния, существующего между актером и зрителем: актеры спускаются в зрительный зал или приглашают зрителей на сцену; в этих условиях спектакль становится бесформенным — исчезает сюжет и остается лишь центральная идея, а язык тела становится сложным орудием для актера, поскольку он должен отказаться от многих символических жестов, и зритель может не проявить нужной реакции).

Сочетание дальних и крупных планов в кино и на телевизионном экране требуют других жестов. Движение век или дрожание губ в кадре, снятые крупным планом, передают такую же информацию, как и широкий жест рукой или движение всего тела в кадре, снятые на дальнем плане. При съемке крупным планом движения всего тела теряются.

Еще одна примитивная и общая форма коммуникации (помимо прикосновений) у животных и у человека — визуальная (контакт глаз). У животных прямой взгляд — глаза в глаза — это вызов. В иерархических группах животных никто не посмеет без риска быть наказанным смотреть в глаза вожаку.

Посмотрите на домашнего пса: у него преданный, заискивающий взгляд, поскольку он признает вас вожаком. Для незнакомой собаки прямой взгляд в глаза выражает враждебность. Твердым взглядом можно остановить нападение собаки: она глухо зарычит и отведет глаза, начнет нюхать землю или чесать себя лапой.

У некоторых животных отношения выясняются единоборством взглядов — кто кого пересмотрит (то же и у людей). Встреча взглядом с кем-то, кто представляет потенциальную опасность, означает для животного, что оно обнаружено. Если делать сужающиеся круги, подходя к зайцу, и отводить при этом взгляд в сторону, можно подойти совсем близко, но как только заяц встретит ваш взгляд — он немедленно вскочит и убежит.

Глаза животных всегда выдают их чувства: “горящие” глаза — хищника, “потухшие” глаза — уставшего бороться за жизнь существа. “Затравленный” взгляд может быть у бездомной собаки, “смущенный” взгляд с головой выдаст нашкодившую кошку. Лишь человек, управляя своими чувствами, может изменять выражение глаз.

Каких только взглядов не бывает! Бесстыжий, наглый, блудливый, нежный, испытывающий, влюбленный, грустный, тяжелый, злобный, заботливый, беспечный, презрительный и т. д. Взгляды влюбленных — красноречивее всяких слов. “Вижу, вижу — прячешь глаза...” — говорим мы, уличая кого-нибудь в проступке или в предательстве. Существует такое суеверие, что если посмотреть на кого-либо, сопроводив взгляд излишней похвалой, то можно “сглазить” того, на кого смотришь: ребенок заболеет, муж начнет грубить.

Людей “с характером” и “тяжелым” взглядом в деревнях побаивались, считая колдунами. Бывает, что человек, обуздав свои нервы, управляет выражением своих глаз. Но бывают ситуации, когда сделать это не удается, и взгляд легко “прочитывается”: “потухший” взор — угнетенное состояние, “квадратные” глаза — крайнее удивление, широко открытые — страх, “блуждающий взгляд” — невозможность сосредоточиться или озабоченность чем-то, “буйство” глаз — безрассудная решительность или состояние аффекта, “строить глазки” — игривое приглашение к флирту.

Взгляд — это визитная карточка характера и намерений. Открытый и прямой взгляд — приглашение к честным отношениям; взгляд исподлобья, “бегающие глаза”, “глядящие сквозь вас” или “мимо вас”, ничего хорошего не сулят. Иногда “говорящий” взгляд внушает прямо-таки мистический ужас. На самом деле любой взгляд — это целый комплекс заметных или малозаметных изменений в лице человека, он слагается из направленности взгляда, положения ресниц, движений бровей, степени открытости глаз, расширения зрачков, блеска роговицы.

Интересно, что зрительный контакт может и не установиться, даже если ваш собеседник смотрит вам прямо в глаза и горит желанием наладить отношения. Это случается, когда взгляд собеседника неподвижно упирается в какую-либо точку на вашем лице. Некоторые преподаватели риторики и коммуникации учат, что нужно твердо и решительно смотреть собеседнику, например, в переносицу.

На самом деле это не дает настоящего теплого контакта, а, наоборот, производит отталкивающее впечатление. К тому же уставившийся в одну точку взгляд имеет резко ограниченное поле обозрения. При этом вряд ли можно рассчитывать на то, что удастся многое заметить и понять. Живой же взгляд постоянно блуждает от зрачка к зрачку — именно это и есть контакт глаз.

При нормальном контакте слушатель почти постоянно смотрит на говорящего, а говорящий только изредка поглядывает на слушающего. Это объясняется тем, что мы не можем одновременно и интенсивно думать, и наблюдать за происходящим вокруг (иногда, правда, важна реакция слушателя). Поэтому тугодум так часто смотрит на потолок (как будто там что-то написано), в сторону или под ноги. Этот взгляд в действительности ничего не видит, так как в этот момент он не осознает увиденного. Он “глядит в себя” или “погружается в мысли”. Однако если вы посмотрите за спину тому, с кем разговариваете, то поймете, что говорящий краем глаза заметил ваш взгляд, даже если в данный момент он и не смотрел непосредственно на вас. Скорее всего он прервется, возможно, даже оглянется, чтобы понять, что именно так вас заинтересовало. То есть краем глаза мы всегда ощущаем (или принимаем) сигналы. Конечно, бывают люди, которые их совсем